— Слава те Господи! Ужель всё кончится? — Отец его, Игнат Корнеев истово перекрестился.
— Токмо с Божьей помочью сей путь тяжкий осилили. Виданное ли дело! — раздались голоса других крестьян.
— Остапко, вона, едва довезли. И зачем бежать удумал, дурень! Жёнку и детишек малых оставил, а сам плетей получил сполна. Дурень и есть!
— А ить сам голова приказу, что с нами идёт, велел говорить нам, что де, там куда идём, княство великое, да для крестьянина раздолье — токмо работай с землицей усердно и более ничего не требует княже тот, — проговорил мужик в драном зипуне. Болтающийся на шнурке железный крест, заросшие брови и клочковатая борода вкупе с щербатым ртом и огромные кулачищи делали этого сурового вида крестьянина более похожим на лихого человека. Большинство переселенцев уже были осведомлены о конечном пути их движения, а волнение, которое вызвал их насильственный захват, немного поутихло. Выяснилось же, что не татары их в полон взяли, а свой, казалось бы, христианской веры воевода. Даст Бог, думали крестьяне, не обманет, воевода, будет там житьё достойное. А то наслышаны были они, бывало то в Устюге, то в низовских землях, бывало, хватали людишек на сибирское поселение. Но то, в основном девок, на выданье — а тут цельными деревеньками, такого допрежь не бывало!
Через несколько часов отдыха, в течение которого схарчили почти все остававшиеся запасы пищи, караван вновь пустился в последний переход перед зимними холодами. И вскоре на высоком берегу великой реки показались острожные стены, из-за которых курились дымки. Даже лошади, почуяв близкое жильё, прибавили шагу, а уж у людей поистине открылось второе дыхание.
— Пресвятая Богородица, наконец-то! — Василий Михайлович Васильевич Беклемишев, голова Ангарского приказа, снявши меховую шапку, перекрестился на виднеющийся вдали крест над воротами острога. Беклемишева встречал Измайлов, ещё у ворот, самолично пересчитывая заходивших в посад людей. Чуть позже молодой енисейский воевода, провёл Беклемишева в отведённую ему избу, тут же приказав топить баню и готовить обильный обед.
— А поморы что, Василий Михайлович? Тоже по царскому указу в Ангарское княжество на кочах шли? — спросил о проходивших по Енисею поморах Василий Артёмович.
— Какие такие кочи, в Москве о них разговору не было, — нахмурился Беклемишев.
— Десятого дня прошли. Мимо острога, к берегу не приставали, вечером шли. Значит евойные дела, князя ангарского, — пристукнул кулаком по столу Измайлов.
— Так то мне ведомо, что поморы ходят к ангарцам по Енисею-батюшке. Обратно пойдут по весне, можно будет и пощипать их. Хотя, царь наш Михаил Фёдорович, препятствовать тому повеленья не давал. А теперь, видишь что — людей на Ангару шлёт, — наливая ковшиком из лохани ягодной вытяжки, отвечал глава ангарского приказа.
— Так они к ангарским послам не заходили.
— Стало быть, покуда не ведают о сём, — пожал плечами Беклемишев и вытер мокрые усы рукавом.
— К ангарцам когда пойдём? Они тут обретаются, в церковной пристройке, наверху, — спросил Измайлов, озабоченно поглядывая на приказного голову.
— У тебя снеди хватит, прокормить всех? Четыре с половиною сотни человек, — в свою очередь спросил Беклемишев, вставая с лавки.
— Прокормим! Да там женщины да дети во множестве, а они едят немного, — беззаботно ответил Василий Артёмович, махнув рукой. — А по весне отправим их вверх по реке.
— Ну, пошли чтоль, — покачав головой, Беклемишев взялся за ручку двери.
Во дворике, образованном зданием церкви да двухэтажной пристройкой к ней, ангарцы варили себе обед. Помимо Карпинского и Грауля, с ними находилось ещё двое — пожилой, но крепкий крестьянин Макар и обученный Иваном Микуличем современной в миру грамоте, молодой парень Онфим, внук Макара. Онфим должен был вести переписку с Москвой, ежели таковое потребуется. Макар, помимо возложенных на него обязанностей денщика, в свободное вермя весьма умело ставил силки на беляков, которых особенно много было в долинах мелких речушек, где рос густой ивняк. Вот в котле сейчас как раз и варились три разрубленные и потрошёные тушки крупных, под четыре килограмма, зайцев. Уже доходила картошка, в воздухе разносился аромат варева и желудок требовал пищи.
— Всё, снимаем! — Карпинский уже был не в силах смотреть, как смачно булькает бульон.
— Чичас, травки токмо добавим. — Макар, натянул рукав на ладонь и снял котел с огня.
— Макар, чтобы мы без тебя делали? — Грауль, получив от крестьянина миску со своей порцией, с благодарностью посмотрел на него.
— Знамо что! Как оглашенные по лесу бы бегали, — заулыбался Макар, припомнив ангарцам про то, как они охотятся — больше пугая случайного зверя, чем выслеживая или карауля верную добычу. Разложив всем по порции, Макар и сам принялся за еду, с удовольствием обсасывая косточки. Когда дно котла уже виднелось, а ангарцы, закутавшись в захваченные с собой одеяла, сытым взглядом смотрели на огонь костра, Енисейск вдруг разом наполнился гомоном и суетой. Забегали люди, послышались властные окрики.
— Что за движуха? — удивился Карпинский. — Беклемишев вернулся?
— Сейчас вон тот боец нам расскажет, — Грауль кивнул на приближающегося к ангарцам стрельца.
Кстати, в последние год-два в Енисейске удельный вес стрелецкого гарнизона ощутимо увеличился. Сейчас в остроге находилось до семи десятков краснокафтанников. Сказывалась возросшая важность сего городка.
— День добрый! С Божьей помощью караван с Руси пришёл. Людишек крестьянских нагнали во множестве. Воевода сказал, вас, ангарцев, к нему кликнуть. Он у главных ворот обретается, — обстоятельно доложил дюжий стрелец и, не удержавшись, скосил глаза на закопчённый котёл с остатками недавнего пиршества.